Про красу і ненависть… Арсен Аваков
13 Лютого 2014Мне часто пишут в приват на одну тему. Жалуются. То-то и то-то на Майдане не так, с тем-то обошлись грубо, это – смотрится не красиво… Мы, мол, всей душой поддерживаем, но надо поправить – вы же, мол, нормальный человек – вы же не можете этого не замечать – сделайте что-то…
Я расстраиваюсь, рефлексирую – что-то объясняю, что-то поправляю – в общем, реагирую. Нормальный, наверное, в это время процесс.
Но, знаете, что хочу все же, всем, кто пишет это мне с добром, сказать:
Дорогие мои!
Майдан – это не публичная выставка, не красивая картинка протеста и уж точно не только и не столько проявление оппозиционных мыслей.
Майдан – это протест, боль. Боль миллионов людей, вырвавшаяся наружу. Боль накопившаяся. Боль, которую нельзя терпеть – боль, против которой восстает все существо. Боль, к которой приучали, заставляли смирится – а мы не смирились.
И сегодня – мы кричим. Кричим, вырываясь из оков этой рабской боли. И пока вырываемся – нам больнее стократ…
И знаете что – боль не бывает красивой. Боль бывает поверх силы. Это есть.
Поверх красоты, мечты человеческой. Это есть и, это я вижу каждый день – здесь на Майдане.
И я хочу, что бы боль ушла, и мы своего добились – что бы Майдан изменился, и осталась чистая сила, дух, красота… И так будет – я уверен!
А пока не так! Пока боль и война, эмоции и вера, сквозь боль.
И не говорите мне, что боль нужно прятать, стыдливо ретушируя реальность. Мы такие, как есть. Стремимся к свету, стремимся к лучшему, а иногда нам больно и это не должно быть красиво…
***
Ночь. Дежурство на Майане.
Звонит дежурный сотник.
— Затримали тут одного з пістолетом. Ведемо до вас – вирішіть що робити.
— Ок. жду.
Привели. Тщедушный доходяга, лет 25, коротко стриженный, неухоженный, затравленный взгляд. Под глазом свежий синяк, из носа сочится кровь. Вытирается руками, размазывает кровь по скулам. Губы дрожат, вот-вот разрыдается…
“Позовите телеканал “Интер” – подумал я – типичная жертва жестокости “майдановцев”.
— Докладывайте, сотник.
— Доповідаю – спокойно начал сотники и поставил на стол коробок с изъятыми предметами, из которого зловеще торчала рукоять пистолета.
— У районі Козацького поста, дід його зупинив. 77 років дідові до речі. Наш дід. Побачив у нього під курткою пістолет. Навіщо тобі, говорить, пістолі хлопець? Ти звідки? Ну, цей і психанув, діда в оберемок – ніж приставив до нього.
Выудил из коробка финку и, вывалив содержимое коробки на стол, продолжил:
— Ось цей. А складаний ще з кишені потім дістали. І пістолет – травматик, без документів. Ну хлопці ж його відразу й прийняли. Дід цілий в результаті – чай п’є сидить в наметі, якщо треба. Доповідь закінчив.
— Понятно – тяну я…
— Міліцію викличемо, чи як? – Мені ж на пост повертатися…
-Ты зачем на Майдан пришел? – задаю вопрос доходяге.
— Заработать пришел. Я тут недалеко живу. На Театральной. Говорят можно на майдане заработать…
— А пистолет и нож зачем?
— А кто щас без оружия то ходит – ощерился, осмелев задержанный.
-А ну не хами! – грозно вмешался сотник – янголятка з себе не малюй. На діда чого з ножем кинувся? Охороні чого пручався?
“Так, – снова подумал я про себя, поймав на себе просящий взгляд доходяги – я теперь “добрый следователь”…
— Боец, – обратился я к плечистому парню из Самообороны, сопровождавшего задержанного – Будьте добры, проводите его в туалет – пусть вымоется начисто от крови и грязи и назад. Мы пока определимся с сотником.
Остались вдвоем.
— Відпустимо? – сотник понял, о чем я. – Шуганем за барикади, і нехай котиться?
— А так часа два оформлять, деда, Вас, охрану в свидетели… явно ж потерянный деградант парень то… Да и вижу – уже проучили. Получил свое. – начал я подбирать доводы.
— Та не чіпали його особливо. Врізали пару трійку раз, коли валили на землю з ножем. За діда засмутилися… Зрозумів. Зробимо.
Привели задержанного. Чистый, вымытый, а губы дрожат больше прежнего:
— Отпустите меня, понял я все. Не надо в милицию. Пожалуйста.
Ответил сотник.
-Милицию? Не будешь?
— Изобьете?
– А що не так? Не за що?
— Не надо. Понял я все. Отпустите…
Последние слова были вновь обращены ко мне…
— Слухай сюди – одернул сотник. – Не ний і слухай! Побачу тебе в радіусі кілометра від Майдану ще раз – і вріжемо по перше число і ментам віддамо. Зрозумів?
— Понял. Только не надо бить.- Не скули ти, без ножа такий став ніжний прям… Проси прощення у присутніх за все твоє неподобство. У присутніх і у народу України проси.
— Извините.
— Державною.
— Выбачте.
— Ось так. Пішли? – сотник развернулся ко мне ожидая команды.
— И телефон отдадите? – опасливо пролепетал задержанный, все еще не веря в такое развитие событий.
— Телефон, гаманець, ключі. Твоє? – Бери. Перевір, гроші не забрали? Ось так…
-Спасибо.
-Не спасибо, а выбачайся.
-Выбачте.
— Відведемо за барикаду? – снова ко мне.
— Да. Да я, пожалуй, с вами пройдусь.
Сотник улыбнулся глазами.
— Та відведемо, не переживайте – цілого відведемо, не зачепимо. Хлопці вже охололи…
— Мне собственно пора на обход уже все равно. Пойду с вами.
Перед сотником было не удобно. Перед собой тоже – за излишнюю мягкотелость… Посмотрел на документы задержанного – Николай.
— Коля, все ты понял?
-Выбачте.
— Пойдемте сотник, на Михайловскую…
-Выбачте – зациклило Колю. Он двигался впереди небольшой группки. Дважды обернулся. Иду ли? Боялся…
“Господи, что происходит с нами. Куда, в какие дебри мерзости, ненависти и страха мы себя загоняем…”
Я шел. Нет, сотнику я верил – отпустят и не побьют. Шел, что бы у Коли не было страха. Что бы страх не сожрал его полностью, оставил хоть что-то человеческое…
***
Он бежал вверх по Михайловской, быстро и не оборачиваясь. Без пистолета и ножей, с синяком под глазом и разбитым носом. Бежал, явно довольный долей…
— Вибачте пане Арсен, отака у нас робота сьогодні. Ви не думайте – все я розумію…
— Да что Вы, – отвечаю я сотнику – за что Вы извиняетесь. Все правильно. Куда деться от этого…
— Пам’ятаєте, як тоді на Кріпосному провулку? Коли нашу барикаду знесли, пам’ятаєте? Тричі не весело було, а нічого й пережили, й вистояли… А це дурниця… Не перейматіся…- Спокійного чергування!
— И Вам!
Разошлись. Я знал этого сотника давно. На Крепостном, на дальней баррикаде, 8 декабря мы сидели с ним и его ребятами на снегу против ошалевшего от такой тактики тогда беркута. Мы держались ночь. А потом мы выходили под падающим снегом, с флагом впереди, выходили с разбитой и захваченной баррикады. Отступали, но не позволили беркуту арестовать не одного из наших. Мы знали друг – друга по бою. Доверяли…
Я медленно шел с Михайловской к периметру Майдана.
Сотник… Вспомнил, как шли с ним под снегом с Крепостного на Майдан, выводя людей. “Ви не думайте – я не завжди такий. Для мене бійка – не професія. У мене теж життя інше. У мене у Львові фірма. Працює чоловік тридцять. Вони працюють, а я тут – по іншому не можу…”
Прохожу КПП баррикады.
— Отпустили?… – постовой явно не одобрил наших действий – А зря! Они нас не отпустят…
— Яблоко будете? – предложил я красный плод из кармана.
— Да ладно, я не в осуждение. Просто достали уже, вроде ж люди, а ведут себя как отморозки…
— Угощайтесь, берите яблоко – ночь еще длинная…
Хотел бы я, что б прекратить ненавидеть было бы так же просто как начать…
