Мовою оригіналу
Вторая часть интервью Арсена Авакова изданию Украинская правда. Первая часть – здесь.
“ИГОРЬ ВАЛЕРИЕВИЧ, ВЫ МНЕ НРАВИТЕСЬ КАК ПАТРИОТ. НО ДЕНЬГИ ОТДАЙТЕ”
– Господин министр, что с делами в отношении Фирташа?
– Замечательно!
– Когда уже будут результаты?
– Одно дело – уже. Главное дело заключалось в том, что группа Ostchem не заплатила НАК “Нефтегаз” 5,7 млрд грн за поставленный газ. Мы возбудили производство и начали расследование. После чего должники активно вышли на переговорную позицию с НАК.
На сегодняшний день дело не закрыто, но мы имеем мировое соглашение между НАК и Ostchem, суть которого в том, что они платят всю эту сумму.
После того, как они ее заплатят, мы оценим ситуацию, остались ли основания для продолжения расследования, так как предмета для спора уже нет. Поскольку они признали сумму иска и платят все, включая пени и штрафы за задержку, то это закрывает ситуацию.
Второе дело по Фирташу, которое мы возбудили, более серьезное, и я не думаю, что там у нас будет прогресс, что нам удастся заставить их что-то сделать. Речь идет о тех самых легендарных 11 млрд. кубов газа. Стокгольмский суд, неожиданное изменение позиции государства Украина, и итоговое решение суда, когда у Украины забирают 11 млрд. и плюс взимают 1,3 млрд. в качестве компенсации процентов.
Мы возбудили производство, имея в виду, что это злонамеренное преступное действие, идет следствие. Это производство не является свеженьким. Первый раз его возбуждали в Генпрокуратуре. И потом его там тихонько или громко погасили. А мы его во второй раз возбудили месяцев шесть назад по заявлению Диденко, приобщили кое-какие материалы из Франции, и оно сейчас в производстве.
Поэтому по Фирташу сейчас два больших эпизода.
– Более перспективный первый, судя по всему. Второй – по 11 млрд будет сложно доказать…
– По первому, я считаю, что мы очень хорошо продвинулись. У нас по-прежнему в залоге их газ, большая часть имущества этих заводов.
Они сейчас револьверно платят, я сейчас не помню, но кажется, 400 млн уже заплатили.
Для государства, думаю, это очень хороший вариант по деньгам, особенно для НАК в этот зимний период. То есть, насколько я понимаю, к зиме, к концу года они погасят сумму – более 3 млрд гривен, если не ошибаюсь. А оставшаяся сумма, та, что по заводам на оккупированной территории (один в Горловке, по-моему, а второй в Северодонецке – на неоккупированной), то по соглашению им сделали отсрочку на год.
– Левочкин фигурирует где-нибудь в делах по Фирташу? И Фирташу так и не вручили повестку на допрос?
– Вручили. Он обратился к нам в связи с тем, что у него есть ограничения по выезду. Мол, как только – так сразу.
Левочкин в делах напрямую не фигурирует. Он фигурирует в одном из эпизодов и имеет повестки, по которым не является, пользуясь тем, что он народный депутат – в одном из эпизодов по убийству Калашникова.
– По Левочкину. Вы его называли соучастником разгона студенческого Майдана.
– Я и сейчас так его называю.
Я исхожу из того, что глава администрации президента, который оставался в кресле и до разгона Майдана, и после разгона Майдана, – вместо того, чтобы нести за это ответственность, сидит в парламенте. Я считаю, что это дикая, странная гримаса нашего переходного политикума.
– Сложилось впечатление, что у вас с СБУ и прокуратурой существует какое-то разделение. Вы расследуете дела по Фирташу, прокуратура этого не касается, а они –Корбана. Сложно представить, что МВД может тронуть Корбана.
– Почему?
– Потому что вы несколько раз обвиняли БПП в том, что у них во фракции есть люди Левочкина. А у вас, к слову, в “Народном фронте” есть люди Коломойского.
– Фамилии?
– Иванчук.
– Я вас умоляю! Можно вам задать другой вопрос? По вашей логике, где нет Коломойского?
– Очевидно, в БПП.
– Не торопитесь. В БПП нет?
– Уже нет. Год назад вы называли Коломойского патриотом. Сейчас вы тоже так считаете, после всех скандалов?
– Патриотизм Коломойского год назад не отмыл его от скандалов, которые были до или после. Тогда он вел себя как абсолютный патриот. Я очень его уважаю за то, как он себя тогда повел. Я знаю эту ситуацию.
– А сейчас?
– А сейчас Коломойский в Женеве или Лондоне. Я его не видел уже, наверное, месяца два.
– Говорят, что он боится приезжать, потому что на него тоже есть какие-то уголовные дела. Вам об этом известно?
– У меня в МВД на Коломойского уголовного дела нет.
– То есть, у вас только на Фирташа могут быть уголовные дела? Существует такая история, как политическая целесообразность?
– Существует политическая история под названием “Украина сильно зависит от олигархических кланов”. Мы должны эту зависимость убрать. Нужно ослаблять их в пользу государственных функций.
Но когда происходит ослабление Коломойского в пользу Григоришина, ослабление Григоришина в пользу Суркиса, ослабление Суркиса в пользу Иванова – я это не принимаю. Мне это противно, и я никогда за этим стоять не буду.
Мне Коломойский того времени, когда я его называл патриотом, был очень симпатичен. При всех его нюансах и особенностях характера. Он очень интересный человек, с ним интересно общаться.
– Он с вами, наверное, не так общается, как с некоторыми журналистами…
– Вот он со мной так не общается, поэтому я с ним и общаюсь. Я не знаю, как он с журналистами общается, точнее, видел, да, пару раз.
Сейчас я, например, не могу понять, почему Коломойский не платит по “Укрнафте” накопившуюся сумму задолженности. Я считаю, что в этой ситуации, хочешь ты или не хочешь: “Игорь Валериевич, вы мне нравитесь как патриот, вы сделали много для этой страны тогда. Но деньги отдайте”.
Потому что без этого мы не сможем индексацию до конца довести. Тут никуда не денешься. Я господину Коломойскому говорю: “Игорь Валериевич, у вас этот актив отберет государство за вашу задолженность”. “Так мы же гасим”? – он мне говорит. “Так погасите”…
– Что по “Укрэнерго”? Были обыски, в итоге сейчас все затихло, ничего не происходит.
– По “Укрэнерго” другая ситуация (листает документы). Хм, об этом нельзя говорить.
– Что такое?
– Потом в суд подадут… все эти люди. По “Укрэнерго” другая ситуация: был зафиксированный факт преступления внутри этих укрэнерговских схем.
Суть очень простая – вывод денег от заказов в компанию, принадлежащую одному из руководителей. Та в свою очередь перебрасывала их на счета родственников этого руководителя в одном инвестиционном проекте, который строил дома. Такая красивая схема! Все зацикливается, адреса, явки, фамилии – это все нельзя.
– О ком идет речь?
– Об одном руководителе. Скорее всего, если прокуратура займет пассивную позицию, мы обнародуем очередной этап, потому что это очень резонансное дело.
– С чем связана ваша позиция по Лазорко? Он не фигурирует в базах Интерпола, потому что вы не предоставили материалы Интерпола.
– У вас есть иллюзия, что я все дела знаю хорошо… Я знаю дела, только когда запрашиваю по ним материалы…
Лазорко – бывший руководитель “Транснафты”. УПК работает так: пришла Севгиль Мусаева, дала мне письмо, в котором заявила о преступлении. Я немедленно должен его взять, и, не обсуждая, внести в ЕРДР. Если я вижу в нем достаточно оснований, я не только в ЕРДР вношу, а еще и возбуждаю производство.
По Лазорко аналогичная ситуация. Есть два или три эпизода, по которым было возбуждено производство в отношении деятельности руководства “Транснафты”. Часть из них была возбуждена нами и нами же расследуется. А часть расследуется Генпрокуратурой. По части, расследуемой Генпрокуратурой, вместе с СБУ, вы увидели, как это работает. В базе МВД Лазорко высветился в розыск, но не высветился в розыск Интерпола.
База розыска во всей стране одна. Если его ищет прокуратура или СБУ, то они нам дают информацию, мы администрируем эту базу. Как с той же Верой Ульянченко. Нам прислали, мы выставили. Потом СБУ говорит: “Это не мы”. Прокуратура тоже говорит: “Это не мы”. Я говорю: “Что за идиотизм, есть же ваши бумаги!? Мы же не из воздуха высосали это!”
К концу дня это сняли, их же решением. Но выглядит – “МВД поставило и МВД сняло”. Тоже самое и здесь. Когда нам прислали, мы сразу же поставили в розыск.
Дальше как работает механизм Интерпола? Ты готовишь документы, на того же Лазорко, например, и присылаешь их к нам в бюро Интерпола. Оно их заносит: “основание” – “разрешение суда”, дальше, отправляем. Интерпол принимает или не принимает.
– В чем все-таки проблема – объявить его в международный розыск?
– Интерпол говорит: “Вы расследуете внутреннее дело. Вы хотите вызвать его на допрос для дачи показаний? Это не основание объявлять его в розыск. Если бы у вас был ордер на арест, а не на привод, тогда да”.
Насколько я понимаю, по Лазорко для внутреннего розыска у нас хватает правовых оснований, а для внешнего – формально пока не хватает. Будет решение суда, он будет в Интерполе.
– Вы говорите о необходимости ослабить олигархов. В тоже время Арсения Петровича, которого вы называете близким соратником, постоянно упрекают в том, что он подыгрывает Ахметову. Вы тоже намекали на отставку министра Демчишина, который воюет с ДТЭК, тоже гнете линию премьер-министра.
– Я вам сегодня намекал, что когда происходит такая борьба с олигархами, когда у одного забрали, другому отдали, то это не тот вариант.
Поэтому когда Демчишин, как говорят злые языки, в координации с Григоришиным, воевал с Ахметовым, то мне это кажется неправильным. Когда бы Демчишин воевал с обоими, для меня это приемлемо. Когда вы говорите, что Арсений обеспечивает интересы Ахметова, то опять же я не специалист, но я так немножко припоминаю, как жахнули товарища Ахметова по…
– По ренте на газ?
– По ренте на газ – само собой… По рудным платежам и так далее. Ахметов от действий этого правительства пострадал, наверное, больше, чем Коломойский, Григоришин, там, или кто-то другой. А дальше это вопрос нашего политикума, которому нравится жевать: “Этот с этим, Григоришин с президентом, этот с Ахметовым, а где Коломойский?”
– А вы с кем?
– А я со своей женой.
“КОТВИЦКИЙ – БЫСТРО ПРОГРЕССИРУЮЩИЙ МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК”
– Расскажите о ситуации с Игорем Котвицким, которого обвиняют в отмывании денег якобы в ваших интересах.
– С Котвицким я готов прокомментировать, потому что этот человек действительно имеет ко мне отношение.
– Он работал у вас охранником, потом руководил вашим бизнесом?
– Нет, он был у меня помощником, потом он занимался газодобычей, сейчас он народный депутат.
Котвицкий – быстро прогрессирующий молодой человек, который в середине 90-х годов одним из первых начал заниматься частной газодобычей, когда мы бурили скважины, попадали мимо, падали в обморок, уходили в банкротство, потом попадали нормально и так далее.
Я считаю, что он в этой сфере – один из самых высококвалифицированных менеджеров. Он без сомнения состоятельный человек. И 40 миллионов долларов, которые он перечислил в некий Falcon Bank в Швейцарии, который, как мне теперь рассказали, принадлежит мне…
– Вам?
– Мне. Мне рассказали, что есть подозрения, что швейцарский Falcon Bank принадлежит мне. Правда, прелесть?! Я говорю: “Класс! Хотелось бы, но увы..” 🙂
Котвицкий перевел туда 40 млн. Судя по информации в декларации и на банковских счетах, эти деньги находятся в его распоряжении с 97-го года. Я не думаю, что вы найдете много таких людей, которые покажут происхождение своих денег периода 90-х. Я глубоко не погружался, хотя и даю ему советы. Думаю, он меня услышит: нужно публично дать информацию с документами, с ксерокопиями, с договорами, начиная с того времени.
– А вы с ним не общаетесь?
– Нет, мы с ним общаемся, но мы общаемся на другие темы.
Он приходит и рассказывает мне, какая дикость происходит в парламенте. Потому что он в парламент попал впервые, его впечатляет. За последние два года он заплатил налоги почти со 100 млн гривен. Много таких найдете? Не много! Он своих денег не прячет.
“Почему ты не указал сразу эти деньги, которые лежали у тебя на депозите?” “Ну, потому что я считал, что они покрываются моими же обязательствами”. “Ты не правильно считал…” “Да, я знаю, что я не правильно считал”. Он их показал – уточнил свою декларацию. Теперь вопрос: если бы он не уточнил декларацию, вы бы об этом узнали? Нет, не узнали бы!
– Да, но он уточнил декларацию после того, как об этом написала Юлия Мостовая.
– Мне Юра Луценко рассказывал эту детективную теорию о том, что Мостовая написала, и он думает, что тут она написала об этом, а тут – об этом. Я не готов гадать, я говорю о факте. Факт заключается в том, что у Котвицкого эти деньги были.
– Были – это хорошо, но “Ощадбанк” дал разрешение на эту операцию, не проведя необходимой проверки. Ощадбанк, как известно, возглавляет близкий соратник Арсения Петровича Андрей Пышный.
– Эту тему я как раз внимательно посмотрел. Я его позвал и попросил рассказать мне детали. Из того, что я вижу – не существует вопроса о том, что он совершил какую-то операцию, которая квалифицируется как неправомерная. Более того, “Ощадбанк”, когда провел эту операцию, уведомил Нацбанк…
– До того, как проводить операцию?
– Нацбанк дал ему соответствующее разрешение. Более того, когда Котвицкий эту операцию проводил, он мне об этом рассказал, он встречался с Писаруком, первым замом главы Нацбанка, показывал документы и спрашивал: “Здесь все нормально?” Тот сказал, что да.
Именно поэтому меня удивляет цинизм того же Нацбанка, который потом говорит: “Минуточку, так нельзя!..” Потому что же есть эта конкретная ситуация.
– Незнание – не освобождает от ответственности.
– Нельзя так или можно – разберутся. Я считаю, что нельзя только в одном случае: если ты имеешь деньги от наркодеятельности, они у тебя грязные, и ты занимаешься отмыванием. Если это твои деньги, и ты перевел их в рамках законодательства…
– Но ему еще надо доказать, что это его деньги.
– Думаю, у нас в стране с этим все в порядке. Я ему дал совет: “Игорь, выйди публично и покажи документы”. Думаю, он так и сделает.
– Он уже почти месяц молчит.
– Да, уже месяц? Он, к сожалению, две недели был в больнице.
– То есть вы сейчас утверждаете, что это не ваши деньги?
– Нет, это не мои деньги, к сожалению (смеется).
– Потому что и Кернес, и другие люди называют его…
– Ой, Кернеса сюда не привязывайте!.. Молоко в округе скиснет. 🙂
– …называют вашим кошельком.
– Эти деньги не мои. У меня есть свои деньги. Часть денег, о которых идет речь – его личные, насколько я понял, а часть денег – то, что он занимал под один проект. Но это он сам прокомментирует.
“КТО-ТО ПЬЕТ ГОРЬКУЮ, А Я ЛИСТАЮ ЛЕНТУ НОВОСТЕЙ”
– Мы сейчас говорим о вещах, которые для нормального общества являются неприемлемым. Когда люди, например, молчат об уголовных делах, как ваш коллега по парламенту Николай Мартыненко, который делает вид, что против него уголовных дел нет.
– Об этом же пишут…
– Пишут, но сам Мартыненко это отрицает. Это не правильно.
– Я говорил с Мартыненко на эту тему. Он мне сказал, что все раздуто, что это дело более чем трехлетней давности, по которому идут проверки, и он убежден в будущей полной реабилитации по итогам проверок по всем подозрениям. Но я не могу сказать Мартыненко: “Иди, выйди на публику, объясни”.
– Вы же тоже стояли на Майдане. Майдан был, в том числе, за ответственность политической элиты за свои действия.
– Я иногда читаю что-то и думаю, что я на Майдане не стоял. Что у нас икона Майдана Юлия Марушевская, которая во время Майдана была где-то там… А я думаю, где я был в этот момент?
Я понимаю, о чем вы говорите. И еще раз вам повторяю: элита такая, какая есть. И многим неудобная. Вы не можете мне предъявить претензий, что я не публичен. Я излишне публичен и отчасти тем раздражаю.
– Да, поэтому вас называют “министром фейсбука”.
– На здоровье. Кто-то курит, кто-то пьет горькую, а я листаю ленту новостей.
– Вы когда-то еще и геймером были…
– Я и геймером был. Более того, в момент, когда нас “прессовали”, я счел необходимым вести всю переписку в гейм-поле. То есть мы переписывались с партнерами, в том числе, когда я был в Италии, через гейм-поле. Никто не понимает, что ты там стоишь под псевдонимом, какой-то игрок…
– Но сейчас вы не играете?
– Когда играть? Сейчас я мотивирован другим. А иногда, когда не спится, ночью смотрю какой-нибудь сериал.
– “Карточный домик”?
– “Карточный домик” уже посмотрен. Что-нибудь такое, чтобы сбрасывать негатив… “Декстера”, например, или “Во все тяжкие”. Сейчас смотрю “Гавайи 5.0”
О БИЗНЕСЕ
– А что с вашими активами?
– У меня действительно было большое количество активов. Но те цифры, которые публиковал Forbes, они, конечно, смешные. Однако 2010 год для меня прошел катастрофически плохо. Меня атаковали, репрессировали, сотрудников доводили до самоубийства, всякое было…
– Тогда лег банк “Базис”.
– Он не лег, они его кончили. Все, что было мое и аффилированное.
У нас тогда все активы практически ушли. За исключением тех, которые мы позже отсудили. Это харьковские телекомпании, помещения, в которых они находились, остались и зарубежная моя компания.
– Правда ли, что вы, став министром внутренних дел, вернули себе контроль над нефтегазовыми скважинами, которые вам принадлежали в Харьковской области?
– У нас тогда купили эти активы, когда мы находились в тяжелом состоянии. (Речь о 2011, когда в отношении Авакова были заведены уголовные дела и он уехал в Италию – УП)
– Ставицкий?
– Не Ставицкий. У нас тогда купили эту небольшую долю, что позволяло мне каким-то образом существовать за рубежом и здесь, когда нас репрессировали…
А после этого уже новых собственников, у которых были эти компании – Денисовка, Марьинка, Сахалинское, – люди Ставицкого или, как говорят, “страшно подумать, кого” – убедили отдать половину или что-то такое.
Потом, когда “злочинна влада” уехала в эмиграцию, начался судебный процесс. Насколько я знаю, по части исков они выиграли, и доли эти себе забирают. Проблема в том, что, к сожалению или счастью, но я в этой части не участвую, так как я от своих долей освободился раньше.
Если вы убедите Котвицкого, он об этом может рассказать намного больше… Котвицкий на части активов, действительно, остался в этих долях. Потому что я тогда вышел полностью, а он остался в части. Более того, его команда до сих пор занимается по контракту менеджментом некоторых компаний.
Вы понимаете, как это выглядит – когда ваш близкий товарищ возвращает контроль над активами, к которым вы имели отношение?
– Я понимаю, как это выглядит, как с удовольствием об этом спекулятивно пишет Сергей Лещенко, не выбирая выражений. Я даже воздержусь от оценок Сергея…
– Что с “Инвестором”? Вы в 2012 году заявляли, что у вас все отобрали. Какой у вас бизнес в Италии?
– АО “Инвестор” до сих пор существует.
– Жена ваша там работает?
– Жена моя там сейчас – один из членов наблюдательного совета, если не ошибаюсь.
– В вашей декларации указано, что она заработала 20 тысяч гривен за прошлый год, работая в “Инвесторе”.
– Значит, она там еще числится в составе членов наблюдательного совета. АО “Инвестор” в Харькове – это, по сути, офис, руководящий зданием и нашими небольшими активами в медиа. Вот то, чем они занимаются. То есть тех активов, которыми раньше руководил наш холдинг, начиная от ТЭЦ и заканчивая фабриками и прочим, больше нет.
– Так какой в Италии бизнес?
– В Италии – бизнес, который отображен в моей декларации. Компания “Авиталия” с полным моим уставным фондом в 800 тысяч евро.
– Чем она занимается?
– Она занимается процессами и консультациями, связанными с молочной продукцией и с производством сыра моцарелла буффало, это как раз тот район, где его больше всего производят – это Фрозиноне, Италия. Там, где я находился в эмиграции.
– У вас есть вид на жительство в Италии? Наши собеседники утверждают, что есть.
– Нет. Будучи министром внутренних дел, очень трудно скрыть вид на жительство в другой стране. У меня был не вид на жительство, а документ, который позволял мне находиться на территории Италии, и не быть задержанным по иску.
А если бы я получил политическое убежище, что мог сделать не раз, то не мог бы участвовать в парламентских выборах. Если бы получил убежище – мог бы иметь через пять лет итальянский паспорт. Но теперь эта возможность утрачена и придется опять выехать (смеется).
ПРО “БЕРКУТ” И ДОБРОВОЛЬЧЕСКИЕ БАТАЛЬОНЫ
– В какой-то момент вы произнесли фразу “профанация изменений”. У общества есть гарантия, что “Беркут” это не новое название, а действительно новые люди?
– Проблема не в старом “Беркуте” Что вообще такое – гарантии для общества? Сейчас начнется общая переаттестация, которая предусматривает, что руководящий состав проходит специализированный тест, потом собеседование, потом опрос с применением полиграфа, потом тест благонадежности, профессиональной этики, приверженности. Это израильский тест. Понятно, что будет тест общих навыков и профессиональный. Но вас же интересует этический вопрос?
Поэтому 5 ноября я отдал в прокуратуру все уголовные дела. А прокуратура в обмороке: “Как?! У тебя же 3 миллиона производств?!” Я говорю: “Ничего не знаю, нас не существует. Карета превратилась в тыкву, все!”
Мы закрываем все оперативные разработки, прослушки, наружки. Оперативник, который, к примеру, человека прослушивает, должен закрыть против вас оперативное дело и пойти на аттестацию. Если он не прошел аттестацию, дело идет к тому, кто ее прошел.
Своим приказом я создал центральную аттестационную комиссию, куда войдем я, Эка, Хатия, Алексей Тахтай – это из министерских, плюс зам начальника кадрового департамента Игорь Клименко, плюс наши партнеры американцы, канадцы,. Пригласили Мустафу Найема, Антона Геращенко, Владимира Мартыненко. Войдут Евгений Захаров и ваш коллега Юрий Бутусов. Мы будем создавать комиссии на местах с участием общественников.
– А пока наличие старых “беркутов” в системе МВД – это для вас вопрос баланса?
– Нет. Вопрос баланса был в первые дни. Сейчас идет аттестация всех, кто подал заявку в КОРД. Есть три компонента (опять берет лист бумаги и рисует): спецназ в спецназе, самые крутые пацаны, бывший “Сокол” или черная рота “Беркута” (спецрота, которая в основном обвинена в преступлениях – УП).
Это “А”, теоретически самая сильная компонента полицейского спецназа. “В” – это отчасти бывший “Грифон”, но не в части судебного сопровождения, откуда мы уходим, а в части охраны свидетелей, в классическом понимании. И “С” – это общественная безопасность.
Мы взяли добровольческие батальоны МВД, плюс “Сокол”, плюс “Грифон”, плюс экс-беркутовцы, о которых вы спрашиваете и сказали: “Товарищи дорогие, кто хочет и кто знает, что пройдет, подавайте заявки!”
Потому что к аттестации допускают не всех. Например, беркутовцев, о которых вы говорите или того же Антонова, который восстановился по суду в милиции, мы не допустим к аттестации. Сейчас у нас 7200 заявок на всю страну, на 1200 мест. Говоря откровенно, я думаю, что мы наберем из них человек 600-800.
Те, кто не попали в категорию “А” будут пробоваться в “В”. Не попали в “В”, значит, вы не спецназ.
Это вопрос баланса, о котором мы говорили. То есть мы уволили самых одиозных. Уволено уже 47 тысяч человек. И скорее всего с 5 по 10 ноября в момент перехода, еще до аттестации, ряды поредеют еще на 19 тысяч человек. Зато те, кто пройдет горнило – будут самое то!
– По поводу добровольческих батальонов. Год назад вы говорили, что контролируете их на 120%. Есть проблемы, когда представитель добровольческого батальона бросает гранату под Радой или один из представителей, как сообщалось ранее, готовит на вас покушение. Сейчас вы можете сказать, что вы их контролируете? Вы знаете, что с ними делать?
– Добровольческие батальоны – это суррогат армии, который нам пришлось форсировано создать. Это были гигантские усилия с моей стороны, чтобы мотивировать людей держать линию обороны. Тогда армия вообще не воевала. Она отдала БТР этим гиркинским псам в Краматорске и Славянске. Это они потом немножко расхорохорились.
Мы их создали, я их мотивировал, я их вооружил. Там начались процессы изменений, в том числе и качественных. Они начали расти и меняться. Часть из них выродилась. Часть из них расформированы, как, например, батальон “Шахтерск”, хотя в нем под Иловайском погибло 17 человек в атаке. Часть “Шахтерска” мы опять решили восстановить, сделать из него кусочек “Торнадо” в Луганской области. И дальше все кончилось плохо, с Онищенко. А часть этого “Торнадо” все-таки нормальные люди. То есть это такая диалектика.
Бросил гранату под Радой Гуменюк – это тоже часть грустной истории. И не только он. Кое-кто из “Азова”, кто-кто из “Донбасса”… Это происходит. Бросили гранату в дом Садовому. Дезертир из “Айдара”, но это не батальон МВД, к счастью. Он – дезертир, который пришел домой, жена, когда узнала, что он дезертир – выгнала его из дому. Он расстроился и говорит, что бросил гранату из чувства протеста.
В США 34% – каждый третий, вернувшийся из Вьетнама, с войны, попали в поле зрения полиции за правонарушения, связанные с агрессией и насилием.
Это гигантская проблема, перед которой мы стоим. Когда мне говорят: “Почему ты держишь радикальных людей, бывших фанов в батальонах?” Я отвечаю: “А вы хотите, чтобы они были на улице, пополнили ряды радикалов?”
Мы, извините, значительную часть этих ребят перековали в настоящих бойцов. Лучшее боевое подразделение Нацгвардии – это “Азов”. Это мое глубокое убеждение. Самые дисциплинированные. Среди них кто-то солнцепоклонник, кто-то христианин, кто-то националист в крайней степени. А это что, запрещено? У вас же есть своя религия? У меня своя. Мы проходим переходный период.
– Многие считают, что это частные армии.
– Это ошибка. Министр внутренних дел должен управлять своими подразделениями, он обязан это делать. И да, Национальная гвардия находится в составе МВД. И это тоже своеобразный баланс. Нельзя все функции отдавать в одни руки в демократическом обществе.
И баланс в том, что у нас есть Верховный главнокомандующий над всеми вооруженными силами – президент. Это нормальная ситуация. А сочинять, что я готовлю тайные перевороты и для этого использую бойцов подразделений… Извините – бред.
– Вы сейчас лично финансируете какие-то добровольческие батальоны?
– У нас в структуре сейчас 26 добровольческих батальонов. Или вы имеете в виду неформально? Лично – нет, сейчас, но у нас есть несколько фондов, которые, так или иначе, поддерживают наши батальоны. Например, “Днепр-1”, несколько днепропетровских бизнесменов там строят спортзал…
– Каким вы видите их будущее?
Сегодня количество батальонов сокращается. Армия, наконец, заняла свое место. Часть подразделений мы переводим в Нацгвардию, хотя там тоже существуют три добровольческих батальона – “Азов”, имени Кульчицкого и небольшой кусочек “Донбасса”.
Логика следующая: тот, кто хочет быть военным, подлинным батальоном с танками, пушками и так далее, пожалуйста, в Нацгвардию. Вторая часть идет в спецбатальон – пограничником в приграничной зоне, выполнять полицейскую функцию.
Часть из бойцов батальонов мы берем в полицию. Например, в Харькове очень большое количество ребят, которые были в этих батальонах на фронте, пошли в полицию. Хорошие ребята.
Севгиль Мусаева-Боровик, Мария Жартовская, УП
