Министр внутренних дел в интервью «Цензор.НЕТ» — о расследовании убийств на Майдане, сложностях работы с Интерполом, Януковиче как Аль Капоне, художествах Гепы, статусах в Фейсбуке, а также о масштабной реформе в МВД.

Должность министра внутренних дел в государстве Украина — дело хлопотное и, с точки зрения карьерных перспектив, более чем тревожное.

Для того, чтобы в этом убедиться, достаточно припомнить жизненные изгибы «министров-ментов» за последние 10 лет. За редким исключением, они либо погибали при обстоятельствах, не исключающих убийства (Юрий Кравченко); либо попадали за решетку по приказу сверху (Юрий Луценко), либо отлеживались от невыносимых тягот должности под капельницей (Василий Цушко), либо бежали от уголовного преследования за границу (Николай Билоконь, Анатолий Могилев, Виталий Захарченко).

Нынешний министр внутренних дел Арсен Аваков о судьбах своих предшественников наверняка помнит, но виду не подает. Он все такой же улыбчивый и энергичный, каким был все последние годы; все так же жаден до всего нового и саркастичен по отношению к самым голословным из своих критиков.

А критики хватает: во-первых, мент (а они у нас, сами понимаете, все поголовно продажные); во-вторых, где аресты убийц и коррупционеров, и в-третьих, где реформы? И что он делает в Фейсбуке, у него что, много свободного времени?!

Большинства этих вопросов мы коснулись в этом интервью. И начали разговор с реформы в МВД. Озвученные ее масштабы впечатляют — но будет ли толк?

 

«НА КОНКУРСНОМ ОТБОРЕ В НАЦИОНАЛЬНУЮ ПОЛИЦИЮ — 10 ЧЕЛОВЕК НА МЕСТО»

 

— Вы проводите конкурсный отбор в патрульную службу, пока только по Киеву. Сколько соискателей уже подали заявки?

— Более 30 180. 70% заявок идет в электронном виде, 30% принимаются в Центре приема на Владимирской, 57. Параллельно идет тестирование, потому что заявок — огромное количество, мы не в состоянии их сразу все обработать. Тесты уже сдали около 3 тысяч человек. Вчера как раз ездил смотреть, как они их сдают.

— И какой конкурс на место?

— Больше 10 человек. Отмечу, что сейчас набирается только нижний уровень патрулирования: линейные патрули. И конкурс на него огромный. Например, согласно поданным заявкам, 16 тысяч человек — с высшим образованием. Под 40% — девушки. Много людей прислали анкеты из зоны АТО, из них около 600 просят перенести собеседование, дождаться ротации, когда с передовой вернутся в Киев. Это — здорово, и это — основа.

Много людей подают заявки с нарушением возрастной характеристики. Но мы их из уважения принимаем. При том, что ясно понимаем: в нишу нижнего патрульного мы людей в возрасте свыше 35 лет не возьмем.

Приходят и люди без водительских прав. Но мы их все равно принимаем, потому что у нас, помимо патрульных на машинах, будут еще и пешие патрули. Так что захотят — научатся (улыбается. — Е.К.).

— Это правда, что среди подавших заявки — совсем мало бывших или ныне работающих сотрудников органов внутренних дел?

— Да, это так.

— А почему?

— В том числе потому, что нынешние киевские гаишники не очень понимали, что с ними будет дальше. И их руководители отчасти воспринимали нашу реформу, как очередную блажь. У нас ведь ликвидаций ГАИ было уже несколько…

Думаю, в итоге это выльется в отдельное письмо, которое дадут прочесть каждому постовому. В нем будет сказано: дорогой друг, ты имеешь шансы пройти тесты на общих основаниях, переквалифицироваться — реабилитироваться от прежней непопулярной системы и получить мандат на работу по-новому. Или, отказываясь от всех этих процедур, ты заранее знаешь, что, условно говоря, 1 июня ты перестаешь работать… То есть, со всеми нормальными ребятами, готовыми служить, поступим справедливо. Дадим шанс..

— Расскажите о сдаваемых тестах.

— Они проходят в четыре этапа. Первый этап, который они сейчас сдают и который многим кажется странным, — специальный международный тест, адаптированный для Украины.
Это тест на логическое и аналитическое мышление, умение оценивать ситуацию…

— Да, логика полицейскому не помешает…

— У нас есть случаи, когда из 60 возможных баллов люди набирают 57. Фантастика! А средний народ — такой, как мы с вами (улыбается), — набирает от 35 до 45.

— Эти запредельные показатели будут приниматься во внимание?

— Это еще не все. Допустим, вы наберете 60 баллов, но, скажем, тест №2 не пройдете.

— Тест №2 — с физкультурным уклоном? Ну, значит, я буду работать в каком-то координационном центре.

— Правильно. Вообще, по итогу всего тестирования, мы получим психологический портрет человека и, исходя из этого, примем решение. Потому что есть еще три этапа: второй — физическая подготовка и медкомиссия, третий — психологический тест, и четвертый — структурированное собеседование. Человек же может оказаться психически неустойчивым, при том, что гениальным, и оружие такому выдавать нельзя. Вообще, тут важно понимать, что результаты одного этапа, одного теста не имеют решающего значения. Отбор идет по принципу ранжирования, оценивается общий результат всего комплекса тестирования.

Тут возможны развилки. К примеру, человек хорошо сдал тесты — но для патрульного не годится по здоровью. Но, если у него есть на то желание, мы предложим ему работу участкового, который общается с людьми. Или работу в штабе патруля, или детектива угро на следующем этапе…

— Хорошо, а если он не подходит в контексте нынешнего отбора, но будет идеален в рамках службы, отбор по которой еще не проводился — это принимается во внимание?

— Да, он остается у нас в базе данных, и мы ему об этом говорим.

— А я как гражданин могу быть уверенным в том, что те, кто отбирает — люди высокой квалификации?

— Это правильный вопрос. Эксперты также набираются по конкурсу — очень жесткому. А также приглашены известные специалисты из Европы и США, имеющие опыт подобных программ. Мы тут очень тщательны. К отбору курсантов на обучение эксперты подходят канонически. Для этих целей мы взяли стандартные международные методики, которых у нас раньше не было. Адаптировали эти методики к нашим условиям и сначала проводим формальный отбор. Первый и третий этап — собственно тестирование — это полностью автоматизированный процесс, исключающий субъективизм. А в итоге на столе у нас будут лежать не тридцать тысяч папочек, а скажем 5 тысяч — на 2300 мест. Тут будет перед решением комплексное личное собеседование с комиссией.

 

«ЕСЛИ ПАРЛАМЕНТ НАМ РАЗРЕШИТ, В БЛИЖАЙШЕЕ ВРЕМЯ ЛИКВИДИРУЕМ УБОП И ТРАНСПОРТНУЮ МИЛИЦИЮ, ВЕТЕРИНАРНУЮ МИЛИЦИЮ, СДЕЛАЕМ ЕДИНЫЙ СПЕЦНАЗ»

 

— Опишите вкратце процесс отсеивания.

— Смотрите, из числа подавших заявки 6 тысяч — без водительских прав. Нам столько не нужно, из них мы примем меньше. Дальше. Ранее судимых — 122. Их мы не примем, закон запрещает.

Или, к примеру, 499 отказались от конкурса. Сначала подали заявки, а когда их пригласили на тестирование — отказались. И мне было важно знать: почему? Кто это такие?

— Выяснили?

— А они оказались из других городов. И считали, что, подав на конкурс здесь, они его пройдут и попадут в Киев. Этим людям мы объяснили, что когда конкурс будет у них в городе, туда можно будет обратиться.

Или вот: «не проходят по базовым требованиям — 3018 человек». Ну, например, по возрасту: 45 лет. Или без образования. Или не гражданин Украины (смеется).

Кроме этого, у нас же есть свои базы данных. Мы пробиваем по ним присланные анкеты и видим, если человек прислал о себе недостоверные данные. С этими людьми будет отдельная работа.

— Средний балл по тестированию у вас на данный момент какой?

— Из уже сдавших где-то — 40 баллов. Это хороший результат. 6 февраля эта «пьеса» заканчивается. И я прогнозирую, что, начиная с понедельника, у нас будет последний бум.
В том числе и по причине наплыва ныне работающих сотрудников внутренних дел.

— Раз уж мы говорим о кадрах, спрошу об Эке Згуладзе. Довольны ли вы ее работой?

— Эка — очень конструктивный, светлый и позитивный человек с ясной головой. И очень прямой — оттого с ней мне просто и приятно работать. Мне очень понравилось, как она сказала в интервью 5 каналу: «Я часто улыбаюсь, но я — не дура» (смеется). Эка очень помогает!

Здесь важно понять: есть повседневная текучка. И есть ежедневный жесткий прессинг на структуру МВД. И у нас был миллион причин не заниматься реформированием милиции: война, безденежье, выборы… Но я шел по реформам с допустимым возможным темпом, у нас работал Экспертный совет по реформе, и мы сделали Стратегию реформирования МВД и утвердили ее на Кабмине еще до того, как у нас появилась Эка.

Но у меня на это реформаторское движение оставалось — после всех наших объективно функциональных и военных проблем, наверное, где-то процентов 10 энергии. Теперь же, когда в команду добавилась Эка и мы освободили ее от ряда других обязанностей, мы можем использовать не 10, а 25% коллективной энергии! Кроме того, Эка — человек, совпадающий по энергиям и формациям с моим мышлением. Поэтому мне легко, и нам удается достаточно быстро пробивать архаичные вещи, которых полно в этом министерстве. При этом и я, и она ценим опыт…

— Потому что старый конь борозды не портит?

— Потому что «старый» бюрократ иногда крайне важен с точки зрения неких базовых постулатов, которые нельзя потерять. Вот мы таким бюрократом назначили уважаемого Михаила Георгиевича Вербенского (начальник главного штаба МВД. — Е.К.). Я говорю (разыгрывает в лицах сценку): «Ликвидировать транспортную милицию!». Он отвечает: «Я извиняюсь, а как будет расследоваться «Убийство в Восточном Экспрессе?» За каким райотделом это будет закреплено?» (смеется)… Дискутируем -находим модель…

И ты от общих положений возвращаешься к конкретным постулатам — нюансам субординации и процедуры. Надо понимать: мы реформируем пароход, в котором будет работать более 300 тысяч человек — учитывая пограничников, Нацгвардию, эмчеэсовцев, миграционщиков, и так далее.

Ближайшие шаги, которые увидит общество, — это новая патрульная полиция. Затем МРЭО: очень скоро вы его не узнаете, это будет очень вкусно и правильно сделано. И если парламент решится, наконец-то, дать нам зеленый свет, мы в ближайшее время ликвидируем УБОП и транспортную милицию, ветеринарную милицию; сделаем единый спецназ…

— Звучит многообещающе. Но вы понимаете, сколько людей при этом окажутся выброшенными на улицу и надолго сохранят к вам (а, значит, и к этой власти) негативное отношение?

— Да, понимаю.

— И вы пытались спрогнозировать, чьи ряды пополнят эти люди, под чьи знамена встанут?

— Смотрите, этот вопрос надо задавать не менеджеру, который занимается реформой МВД.

— Но вы же должны просчитывать риски…

— Это риски, которые несет все общество. Это во-первых. А во-вторых, мы говорим со многими нашими фондрайзерами, просим предлагать нам программы для этих людей. Чтобы эти люди — не подошедшие для новой полиции — могли себя не чувствовать брошенными. И чтобы, если тебя уволили из милиции, ты мог бы адаптироваться к обществу на другом месте работы.

 

«ЯНУКОВИЧА В ИНТЕРПОЛЕ ОБЪЯВИЛИ В РОЗЫСК ЛИШЬ ПО ПРИЧИНЕ ДОКАЗАННОГО НАМИ ЕГО УЧАСТИЯ В ЭКОНОМИЧЕСКОМ ПРЕСТУПЛЕНИИ»

 

— Объявление Интерполом в розыск Януковича и его соратников наша фейсбуковская общественность встретила с сарказмом: «Ну, вот, не прошло и года…А что же раньше не объявили? Куда смотрели Ярема с Аваковым?»

— Объясняю. Все необходимые документы были поданы в Интерпол еще в марте прошлого года. Но у Интерпола — своя линия. К примеру, он отказал нам в объявлении в розыск 60 лидеров «ЛНР» и «ДНР». Потому что Интерпол рассматривает некоторые заявки по своим лекалам. Например, сепаратизм у них не подвергается преследованию, а относится к политическим мотивам. События в Украине они рассматривают как военный конфликт с признаками сепаратизма и политического конфликта. И вот за этой формулировкой прячутся все эти товарищи.

При этом Интерпол -это такая организация, которая не комментирует свои действия. Это я знаю по своему делу, когда Интерпол выступал против меня. Ты послал ему документ — а дальше как черный ящик: может выдать ответ, а может, нет. И ты не знаешь, как складывается ситуация.

Но с нами они как-то общаются. У нас есть Бюро Интерпола, и они нам пояснили свою позицию: мол, мы это квалифицируем как политический конфликт.

Поэтому когда Януковича все-таки объявили в Интерпол, то лишь по причине доказанного с нашей стороны его участия в экономическом преступлении. В рамках которого он вместе с рядом товарищей «скоммуниздили» «Укртелеком».

— То есть, условный вариант Аль Капоне?

— Именно. Мы доказываем, что это бандитская группировка во главе с Януковичем. Это лишь одно из ответвлений: нам удалось доказать веточку, которая никак не подпадает под политическую составляющую, за которую прячется Янукович сотоварищи. Но за эту веточку мы сейчас продолжаем тянуть.

Другое дело, что есть вопросы политические — как, например, с главой «ДНР» Захарченко. Мы считаем его террористом; но они не дают нам объявить его в розыск, потому что он сепаратист. Мы показываем: вот прямые команды, вот погибшие люди, это терроризм, вы не можете его покрывать, он должен быть в розыске!..

И мы сейчас находимся в диалоге. В примерно таком же диалоге, как в ПАСЕ. Там существует российское лобби, наше лобби, и с обеих сторон идет работа.

— Но ведь не все же время наши беглецы сидят на территории РФ. Наверняка они выезжали и за границу. Попадали ли они в поле вашего зрения?

— Да.

— И что было дальше?

— Если это происходило на территории Украины, их арестовывали.

— А в других странах?

— В этом случае работал ордер Интерпола. Либо не работал. Понимаете, находясь в России, они все прекрасно знают, кто находится в розыске и где.

— Каким образом?

— Россия обладает всеми базами Интерпола. Более того, Россия обладает всеми нашими базами розыска.

— Вы хотите сказать, что Россия информирует их?

— 100 процентов. Может быть, не их лично, а тех двух-трех контактеров, с которыми они общаются.

При этом Россия игнорирует все наши ордера. Точнее, действует избирательно. Они видят все наши розыскные базы, и когда в этих базах вдруг появляется какой-нибудь Захарченко, то они его не ставят в розыск.

Исходя из этого, я издал приказ, по которому мы прекратили давать им любую информацию в базы СНГ. И сейчас я буду вносить на Кабмин инициативу о выходе из системы розыска СНГ. И начнем заключать двусторонние договоры: Украина-Беларусь, Украина-Казахстан… А что касается глобальной системы, то нам хватит Интерпола. Это все-таки цивилизованная система правил, без выборочного принципа.

— Вас ведь с Коломойским в Российской Федерации объявил в розыск Следственный Комитет?

— Да, и когда говорят, что нас с Коломойским что-то связывает,- я смеюсь и говорю: «Знаю, что связывает. Мы — подельники!» (смеется). Нас связывает одно уголовное дело. Нас обвиняет путинский режим. Более того, мне сказали, что часть производства по Надежде Савченко значится эпизодом в моем деле. Вроде бы как я и еще группа товарищей отдавали приказы, а Надя была в наших руках орудием убийства русских.

— Да, тот еще бред. Скажите, а вы общаетесь с вашим российским коллегой?

— Нет, не общаюсь. Какие-то контакты есть на уровне генеральных штабов — и все.

— Ваш опыт общения с Интерполом в пору ваших итальянских злоключений — помог вам понять, как работают европейские органы безопасности?

— Да. Я с первых дней знал — и сказал об этом коллегам — что европейская машина сходу политическое обвинение не примет. Потому что они таким образом защищают себя от конъюнктурных действий.

Но тут вы тоже должны понять: невозможно в первый же день после революции дать аргументированные результаты. Следствия только начались, понимаете? Мне недавно один человек говорит: «А ты помнишь, как СССР захватывал рижскую телевышку? Так вот, следствие по этому делу продолжалось 23 года и закончено было совсем недавно»…

 

«ПО ПУЛЕ, УБИВШЕЙ ЖИЗНЕВСКОГО, ПРОВЕДЕНО 700 ЭКСПЕРТИЗ. И, СКОРЕЕ ВСЕГО, ПРИДЕТСЯ ПРОВЕСТИ ЕЩЕ ПОЛТОРЫ ТЫСЯЧИ»

 

— Знаете, этот пример только разозлит людей. Многие из них считают, что это в том числе из-за вас затянулся поиск убийц, повинных в смерти активистов Майдана. Некоторые — уверены, что вы умышленно покрываете замешанных в убийстве сотрудников органов внутренних дел.

— Знаете, вне зависимости от моих аргументов, существуют шаблоны: раз представитель власти — значит врет и кого-то покрывает… Я на такое даже не собираюсь реагировать. А равно и на фотографии с нашивками «Беркута» в Фейсбуке. Да, у нас какое-то время ребята продолжали носить форму «Беркута» без нашивок. Государство Украина другой формы тогда еще им не выдало. У него была форма «Беркута», в которой он и ходил… И в которой он лежал в грязи на блокпосту №2 под Славянском!

И с тем, что все «беркуты» — предатели и исполняли преступные приказы, я не соглашусь! У «Беркута» ситуация была — «пополамная». Половина приняла ситуацию и воевала за Украину, а половина — этого не делала. Те, кто отказался, были немедленно изгнаны из милиции. Это я делал публично, и все это видели.

Дальше. Если сложилась такая ситуация, что кто-то «нехорош», для того сейчас проводим отборы. С тем, чтобы понимать, годится ли человек для коммуникаций — по патрулям и т.д. Это процесс, этого нельзя сделать сразу. А с теми, кто говорит: «Раз ты «Беркут» или гаишник, значит, тебя нужно расстрелять!», я не согласен. Тогда найдите другого министра внутренних дел, который будет решать не глядя, не рассуждая и не думая. Я таким заниматься не готов. Буду действовать компетентно, принципиально — но по совести, а не по шаблону громче всех кричащих…

Теперь о Майдане. Расследование событий на Майдане — стопроцентная прерогатива Генеральной прокуратуры. Последнее мое активное публичное действие по ситуации на Майдане было в апреле, когда я вместе с Генпрокурором Махницким вышел на брифинг и рассказал ту часть, которой мы занимались. После чего даже те эпизоды, которые были делегированы нам, у нас забрала специальная группа Генеральной прокуратуры. И дальше милицейские подразделения выполняли только команды следователей ГПУ.

Затем Махницкого сменили, на это дело пришла новая группа, и нам делегировали какие-то эпизоды. Давайте посмотрим, что нам делегировали и какие к нам есть претензии.

Мы занимались расследованием дела Татьяны Чорновол — дело расследовано, люди сидят в тюрьме.

Убийство Веремия (журналиста газеты «Вести».- Е.К.)— расследовано, задержаны двое, в ближайшие 3 дня будут задержаны еще трое. И еще 11 человек по этому делу установлены, объявлены в розыск, но находятся в России и Крыму.

Похищение и убийство Вербицкого — расследовано. Похищение Игоря Луценко — расследовано.

— И что, из порученных вам эпизодов нерасследованных дел нет?

— Есть такие дела. (Тихо) Это убийства милиционеров. О них тоже написано у нас на сайте.

Мы завели такую кнопочку. Нажимаешь на нее — и смотришь раздел «Преступления, связанные с акциями протеста «Евромайдан». И вчера мы повесили там очень подробную справку по убийствам милиционеров. В том числе тех, которые стояли в оцеплении и были убиты из огнестрельного оружия.

— Довольны ли вы тем, как Генпрокуратура расследует дела по Евромайдану?

— Я как министр вряд ли должен оценивать прокурора. Это не слишком корректно. Могу сказать, что в частных обсуждениях по поводу расследования мы очень критичны к процессу. Вместе с тем Генпрокурор очень восприимчив к нашим предложениям по расследованию. А в какой-то момент мы в МВД решили не ждать предложений процессуальных руководителей, а выходить с предложениями и проработанными схемами.

Сейчас работаем значительно более слаженно, чем раньше… У нас же процессуально сейчас как: на каждый шаг процессуальный руководитель — прокурор — должен давать санкцию..

— И где плоды этого нынешнего сотрудничества?

— Один из примеров — работа по обстоятельствам проведения акции «Мирний наступ» 18 февраля 2014 года. Там по всем видео- и фотофиксациям мы определили несколько ключевых игроков-титушек, которые были старшими. Их было четверо, плюс исполнители.
Вот сейчас они задержаны, всего 13 человек.

— Это понятно. А как быть с беркутовцами из «Черного беркута», которых вы задержали в апреле?

— Да, мы тогда задержали 16 человек, это была сложная проработка. Привезли их в отделение, под него вышел бунтовать остаток того «Беркута», человек 50. Прокуроры тогда (старый состав группы) — сорри за прямоту — струсили, к ночи дали санкции на троих, остальных выпустили. Половина из них тут же села на поезд и уехала в Крым.. Дурноватая была ситуация…

— С семьями уехали?

— У кого есть деньги — увозят. У кого нет — оставляют здесь.

Теперь о ситуации с «черной ротой» «Беркута». Она такова: есть убитые люди — и напротив стояло подразделение «Беркута», которое стреляло. Определить, кто стрелял, и чьей пулей кого убило — это сложнейшая задача и экспертиза. Они, к слову, сожгли все документы о том, кому какое выдавалось оружие. Некоторое оружие ими уничтожено, часть они специально передали в Крым.

Таким образом, у нас есть черный «Беркут», который точно стрелял. У него в составе, условно говоря, есть 20 человек. Из них 8 арестовано, 10 в бегах. Дальше начнутся тяжелейшие перекрестные экспертизы, которые покажут, из чьего оружия был убит конкретный человек. Возьмем, к примеру, убийства Нигояна, Жизневского и Сеника. Их убили из помпового ружья, которое стреляет резиновыми пулями. Как это было сделано: засунули туда металлическую пулю — и выстрелили. Мы понимаем, что это, скорее всего, было ружье «Форд-500», находившееся тогда на вооружении внутренних войск. Осмотрели все эти ружья, обнаружили, что металлизация в стволе есть у такого-то количества… Потом делается анализ ствола и анализ пули…

По пуле, убившей Жизневского, проведено уже 700 экспертиз. И, скорее всего, придется провести еще полторы тысячи. А если ты обратишься к опыту тех же рижских событий, — там ведь так и было. И так придется действовать, если ты хочешь что-то доказать. В противном случае реакция будет такая: я не я, и пуля не моя…

 

«ФЕЙСБУК — ЭТО МОЙ ИНСТРУМЕНТАРИЙ. НЕ ПОНИМАЮ ПРЕТЕНЗИЙ ПО ЭТОМУ ПОВОДУ»

 

— Художествами вашего старого друга Гепы вы занимаетесь?

— В отношении Гепы есть уголовное дело, которое у нас, к сожалению, отобрали, и ведет его Генеральная прокуратура, потому что он чиновник первой категории. Но, вместе со своими соратниками он похищал и избивал харьковских евромайдановцев. Тому есть свидетели и более чем аргументированные доказательства.

С другой стороны, он — инвалид, находящийся сейчас в сложной ситуации. Мое мнение таково: во-первых, должен пройти честный суд. Во-вторых, огромное количество эпизодов по экономической деятельности команды Кернеса находится в вашем производстве. Суммы претензий там — миллионы. Я не собираюсь дальше комментировать до окончания следствия, но это — факт. И он тоже будет доказан.

Что касается дела об обвинении Кернеса в похищении и избиении майдановцев, то оно очень скоро будет передано в суд. Дальше, конечно, это компетенция суда, где у нас происходят разные странные вещи… Например, из последнего — идет «битва» за обвинение бывшего прокурора Сумской области, которого наши следователи разработали. И два дня в судах шла просто титаническая борьба, по итогам которой мы посчитали, что даже подписка о невыезде есть «большой успех советской дипломатии»(саркастически улыбается. — Е.К.).

— О том, остались ли какие-либо бизнес-структуры у бывшего бизнесмена Авакова, вас еще спрашивают?

— Мои бизнес-структуры были уничтожены товарищем Януковичем и Гепой в момент моего отбытия за рубеж. Там идет куча разных судов, но мало что возвращено. Но, например, в декларации за этот год я покажу огромный по нынешним меркам доход, потому что я продал активы, которые у меня были в Италии. Точнее, жена покажет эти доходы. Акции предприятия были у нее.

Вот и вся моя бизнес-история!

— Вы не только активно пишете в Фейсбуке, но и активно лайкаете чужие статусы. И я уже не раз видел гневные комментарии: «У Авакова что, много времени? Сволочь, чем он занимается?»

— Смотрите, кто-то пьет по ночам, кто-то ходит по девкам или посещает концерты. Кто-то курит. Я, вместо того, чтобы курить — пробегаю в инете новости и ленту ФБ, вместо вина — предпочитаю по ночам взять в руки смартфон и заглянуть в ленту, посмотреть, кто чем дышит. Хотя вино тоже люблю (улыбается).

— Справедливости ради следует сказать, что вы это делаете не только по ночам…

— Ну, конечно. Но я не рассматриваю Фейсбук как развлечение. Это средство коммуникации. Более того, это мое оружие, с помощью которого я веду свою работу. Если я хочу что-то донести до общества, я беру и ставлю это у себя на Фейсбуке. И никакая пресс-служба быстрее меня этого не сделает. Потому что Фейсбук-аккаунт с 275 тысячами подписчиков — это достаточно серьезное средство.

— Вы гордитесь такими показателями? Или понимаете, что стали рекордсменом по стечению обстоятельств?

— Завидуете? Не завидуйте — у меня половина подписчиков — злобные ватники, начиная с Олежки Царева (смеется). Я поэтому закрыл у себя комментарии для нефрендов. Потому что если их открыть, будет ацкая песня орков и ботов Новороссии!

Но в целом, повторюсь, Фейсбук для меня — это коммуникация. Более того, у меня там в личной почте и комментариях существует сумасшедший feedback. И я нахожу время, чтобы раз в день разгребать эту почту. Там бывает разное: от шизофрении до достаточно важных вещей. Это инструментарий. И я не понимаю тех улыбчивых и добрых людей, кто предъявляет мне по этому поводу какие-то претензии.

Впрочем, в одном они правы: Из-за Фейсбука — меньше времени остается на книги. Но знаете — иногда Ницше и Симмонс, Гегель и Токарева, Достоевский и Сковорода могут подождать… чтобы прийти вовремя!