Сегодня, 24 ноября, Генриху Ованесовичу Алтуняну исполнилось бы 75 лет

Всю свою жизнь Генрих Алтунян посвятил борьбе за наивысшие идеалы человечества: честь, свободу, правду, неотъемлемое право каждого человека мыслить и высказывать свои мысли.

 

Но не только как пламенного борца будут помнить Генриха Ованесовича. Это был чрезвычайно искренний, доброжелательный человек. Он всегда готов был прийти на помощь, превыше всего ценил дружбу, гордился своей семьей, безгранично любил жизнь.

 

Генрих Алтунян принес людям много добра, и не одно поколение украинцев будет ценить и оберегать Свободу Человека, которую он отстаивал в борьбе всю свою жизнь.

 

Генрих Ованесович — без сомнения, был настоящим кладезем жизненных историй, каждая из которых прекрасно иллюстрирует тот или иной период в истории нашей страны.

 

 

Из рассказов друзей Алтуняна: «20 июня 1969 года к нему пришли с обыском. Стучат: «Алтунян, откройте!» — Молчание. «Алтунян, мы знаем, что вы дома!» — Никакого эффекта. «Алтунян, мы будем ломать двери». — Безрезультатно. Минут через двадцать двери все-таки открылись. Из квартиры — дым коромыслом, а на пороге улыбающийся Алтунян. «С улицы, — говорит, — вас заметил. А у меня тут бумажки ненужные. Пока сжигал, — столько времени ушло. А теперь заходи, дорогой, обыскивай!».

 

 

Долгое время я сидел в одной камере с лидером Украинской Хельсинкской группы, Мыколой Руденко. Как и всем зекам, нам полагалась радиоточка, из которой мы узнавали о событиях, происходивших в нашей необъятной Родине. И вот однажды слушаю я какую-то ерунду, и вдруг — классический загробный радиоголос: «…скончался дважды Герой Социалистического Труда (думаю: хорошо!), академик (неплохо!), член Политбюро (совсем хорошо!) Михаил Андреевич Суслов». Мы с Руденко обнялись на радостях, и я пошел на работу. Хожу, веселюсь, украинские и армянские песни петь начинаю. Слышу: за стеной надзиратель-дагестанец прогуливается и свои аварские песни напевает. Радио он, конечно же, не слушал. Я начинаю, что есть силы в кормушку стучать. Он открывает: что такое? А я ему говорю: «Почему вы веселитесь? Это мне можно, я в тюрьме сижу. А у вас большое горе. Я ведь и пожаловаться могу». — «А что случилось?» — «Как что, Суслов умер!» Минут через двадцать открываются двери, заходит наряд: «Алтунян, почему шумите?» Я и отвечаю: «У нас радость, было два человека, которые знали, за что мы с Мыколой сидим. Один сегодня умер. Еще один умрет, — выпускать придется, начальник». В результате я был лишен ларька с уникальной формулировкой: «За то, что выражал радость в связи со смертью одного из членов Политбюро». Кто именно — не указывалось.

 

 

Однажды один из наших охранников поехал в отпуск. Его мать, встретив дорогого сына, начала причитать: «Куда страна катится, где люди, которые смогут повести народ…». И тут наш охранник спокойно ей говорит. «Я знаю таких людей. Я их охраняю».

 

 

Время отражается в документах, которые оно создает. В 1991 году нынешний прокурор Киева Юрий Гайсинский показал мне бумагу, содержание которой меня потрясло. В одном достаточно неспокойном году, какой-то человек получил пять лет исправительно-трудовых лагерей, так как он «подрывал авторитет колхозного строя тем, что, имея новые сапоги, ходил в старых».

 

 

Я не стану кривить душой. В первый раз я садился в тюрьму с верой в справедливость ленинского учения. В суде я доказывал, что именно я — истинный ленинец, а судьи и следователи из КГБ — нет. В тюрьме я прочитал всего Ленина, все, что было в тюремных библиотеках. И если не хватало какого-нибудь тома, я устраивал скандал. Там же я прочел и Маркса. И тогда у меня зародились сомнения. В результате из тюрьмы я вышел убежденным антисоветчиком.

 

 

После ГКЧП был период, когда правое крыло Верховной Рады было, что называется «на коне». Все КГБ было уволено в запас. Создавалась новая структура, которая назвалась «Служба Безпеки України». Была создана Рада Безпеки, куда в числе других народных депутатов, входили Горынь, Костенко и я. Мы назначали всех функционеров этой Службы, вплоть до заместителей начальников областных управлений, присваивали звания от полковника и выше. Мы проводили аттестации, многих уволили, но в то же время все мы хорошо понимали реальную необходимость существования такой структуры.